«Непоминающие», «иосифляне», «алексеевцы», «буевцы»
в Горшечном и Богородицком
Старооскольским Оперсектором ОГПУ в июле 1932 года на территории Горшеченского и Шаталовского районов Центрально-Черноземной области была «вскрыта и ликвидирована контрреволюционная группа церковников» [Архив УФСБ РФ по Курской обл. Архивно-следственное дело № П-2222. Лист 63]. Тогда власти арестовали семерых человек. Главой ликвидированной группы был объявлен священник-монах Нестор (Шаталов), служивший в храме села Богородицкое. До революции отец Нестор был насельником Задонского монастыря. И в то время уже пользовался известностью как внимательный и чуткий духовник, неспешно проводящий исповедь.
После закрытия монастыря отец Нестор вынужден был искать себе место на приходе.
С какого года он служил в Богородицком, пока не выяснено.
В конце 1920-х годов отец Нестор вслед за Козловским епископом Алексием (Буем), временно управлявшим Воронежской епархией, прекратил молитвенное общение с Заместителем Местоблюстителя Патриаршего Престола Митрополитом Сергием (Страгородским), будущим Патриархом. Течение «непоминающих» во время богослужений владыку Сергия в нашей местности было названо «алексеевщиной» или «буевщиной», по имени возглавившего его епископа. Более широко это явление известно как «иосифлянство», по имени Петроградского митрополита Иосифа (Петровых), отказавшегося подчиняться митрополиту Сергию. Сами себя сторонники изоляционной церковной политики называли «истинно-православными».
Современные историки, исследуя проблему «иосифлянства», приходят к выводу, что нельзя всех сторонников этого течения подгонять под один знаменатель. Были среди немоминающих те, кто в первую очередь заботился о спасении души, были те, кто «ревновал не по разуму». И отделить одних от других чрезвычайно сложно, даже взирая на церковную историю смутного советского времени с высоты прошедших лет. Многие иосифлянские пастыри, включая самого митрополита Иосифа и епископа Алексия, претерпели мученическую кончину. Безбожные власти гнали одинаково и поминающих, и непоминающих. И тех, и других мы видим в списках репрессированных и реабилитированных [По оценкам исследователя М. Шкаровского, с 1928 по 1932 годы в Центральном Черноземье было арестовано более 400 человек, связанных с епископом Алексием (Буем). (См. Шкаровский М.В. Судьбы иосифлянских пастырей. — С-П, 2006. 592с. — с. 128). В одном только 1932 году более 200 человек пострадало в Курской области по делу священномученика Дамиана (Воскресенского). (См. Карнасевич В.Г., Реутов В.В. Новомученики и исповедники земли Курской. — Курск, 2006. 156 с. — с.29)]. А имена некоторых пострадавших за веру иосифлян включены в православные святцы, наряду с другими новомученниками и исповедниками российскими.
Увещание священномученика Онуфрия
Священномученик Онуфрий (Гагалюк), бывший в период распространения иосифлянства епископом Старооскольским, сердечно переживал, когда кто-либо из пастырей или мирян его епархии уходил в «алексеевский раскол». Именно как раскол классифицировал он это движение.
«Вы не можете указать у митрополита Сергия и всех православных святителей нашего Патриархата каких-либо прегрешений догматических и канонических. Поэтому у вас нет никаких оснований для отхода от нас, и Вы впали в раскол» [Священномученик Онуфрий (Гагалюк), архиепископ Курский. Творения: в 2-х томах. — Т.I. — Тверь: Изд-во «Булат», 2005. — 512 с. — с.503], — писал владыка Онуфрий священнику Николаю, «искренне увлекшемуся новым церковным направлением».
Корнем, из которого произрос новоявленный раскол, священномученик называл «самомнение».
«Искренне ревнуя о чистоте святого православия, свое разумение, свой личный взгляд Вы поставили выше голоса своего канонического епископа и всей поместной нашей Православной Церкви» [Там же], — говорил епископ Онуфрий в том же письме, пронизанном глубокой скорбью.
Эти увещевание могло быть обращено и к отцу Нестору (Шаталову).
Колхоз «Венок Ильича» распался
И в среде «истинно-православных», и среди просто православных были распространены эсхатологические настроения. Многие чувствовали приближение конца света и возрастающее гонение на Церковь они считали одним из признаков начала этого конца.
На допросе отца Нестора обвинили в распространении слухов о скором приходе антихриста. Он ответил: «Когда придет на землю антихрист, я не знаю. Но к его приходу православные должны быть всегда готовы. Об этом я говорил гражданам при обращении ко мне» [Архив УФСБ РФ по Курской обл. АУД № П-2222. Л.26-а.].
Другим расхожим пунктом обвинения в церковных следственных делах было выступление против колхозов. В том, что на территории Богородицкого сельского совета распался колхоз «Венок Ильича» [Из 529 дворов в колхозе числились лишь 64], местные власти винили церковников.
Отец Нестор сказал, что в храме к нему порой обращались за советом: идти в колхоз или нет, и он отвечал: «дело ваше». А в «мирском обиходе», не от имени всей Церкви, а по своему мнению говорил о колхозах: «Как же идти туда? Там жизнь будет не по своей воле, как в барщине» [Архив УФСБ РФ по Курской обл. АУД № П-2222. Л. 26-а.].
«Верующий, но в религии разбираюсь плохо»
Через год после ареста отца Нестора, а точнее с 18 по 22 августа 1933 года, Старооскольским Оперсектором ОГПУ в Горшеченском районе были арестованы «уцелевшие от репрессий» четыре человека из группы Шаталова, «возобновившие контрреволюционную деятельность на основе его установок» [Там же. Л.63]. В Горшечном арестовали
хлебопашца Федота Афанасьевича Дерусова (который сам о себе свидетельствовав, как о человеке религиозном) и бывшую насельницу Сомовского Варваринского женского монастыря Ефросинию Евлампиевну Толстых. В Богородицком арестовали псаломщика Никиту Егоровича Ерофеева и хлебопашца Михаила Кондратьевича Павлова, которого с 1930 по 1932 годы арестовывали уже раза три. И всякий раз без объяснений. В 1931 году он просидел в ДомЗаке 20 дней. В 1932 году был приговорен к двум годам лишения свободы за неуплату налога (условно). На допросах доставалось Павлову и за веру. О своей религиозности он в душевной простоте говорил: «Я хотя и верующий, но в религии разбираюсь очень плохо. Никаких течений я не разбирал» [Там же. Л.19-об.].
В 1933 году Павлова обвинили в том, что он «доказывал неправильность политики партии» [Там же. Л.32] и пускал ночевать паломников, приходивших в богородицкую церковь на службы.
Одними из таких паломников были Федот Дерусов и Ефросиния Толстых.
Отец Федот да не тот
Федот Дерусов родился в 1876 году в Горшечном. С 17 лет пел на клиросе. Был хорошо знаком со священником Никитой Толстых, служившим в Горшечном, но в 1932 году исчезнувшем из села при загадочных обстоятельствах. (Разгадку этого исчезновения следует искать в архивах ФСБ, где хранятся плоды трудов следователей ОГПУ и НКВД). Родную сестру Федота Афанасьевича, как середнячку-подкулачницу, выслали из пределов Центрально-Черноземной области.
Дерусов признался, что бывал на церковных службах в Богородицком и Ясенках, когда в горшеченском храме богослужение не совершалось, «поскольку религиозен и без церкви быть не мог» [Там же. Л.20-об.]. В Ясенках он квартировал у Стефана Булгакова (раскулаченного). В Богородицком — у Михаила Павлова.
В развернутой справке, которую заполняли на арестованных, был пункт №13 с любопытным вопросом: «Служил ли у белых, в полиции, участвовал ли в бандах, не был ли церковником…». Для советской власти, что бандит, что церковник — все едино. В справке, составленной в отношении Федота Афанасьевича, указано, что он был ктитором и регентом [Там же. Л.23].
Следователь ОГПУ заподозрил, что Дерусов тайно принял монашество или даже священство, поскольку монахини называли его «отцом Федотом». Сам «отец Федот» объяснил это так: «Называют меня отцом Федотом не как отца духовного, а просто потому, что я часто им помогал в хозяйственном отношении» [Там же. Л.18]. Из почтения.
Заметил следователь, что Дерусов пользовался славой и авторитетом у верующих. Но и это он отверг: «Никой славы, заслуженной мной якобы, я не знаю. А так же не помню, чтобы я кому-то давал советы и поучения. Священник села Богородицкое Нестор Шаталов уважал меня за то, что я раза четыре помогал ему в служении: читал и пел на клиросе» [Там же].
25 августа 1933 года на последнем допросе Федот Афанасьевич заявил, что является «верующим христианином истинно-православной церкви, то есть той церкви, которая была прежде. Я ее признаю и поддерживаю и провожу как в своей семье, так и среди граждан…
Из частных слухов, от кого я забыл, я знал, что было послание Антония Храповицкого о распаде Церкви. И он обращался, чтобы верующие были в одной Церкви, которая идет от Христа. Я с этим был согласен…» [Там же. Листы 53-53-об.].
При обыске в доме Дерусова обнаружили «образы Афонского монастыря» [Там же. Л.54-об.]. Из записи, сделанной сотрудниками ОГПУ, непонятно что это было: иконы, написанные на Афоне, или же литографии с видом самого Афона. Федот Афанасьевич объяснил, что их подарил ему иеросхимонах Пахомий, проходивший через Горшечное еще до революции.
Хранилась у Дерусова после закрытия монастыря в Сомовке часть монастырской библиотеки. Книги эти во время обыска так же были изъяты и, по всей видимости, уничтожены.
«Эти гражданки ведут замкнутую жизнь»
Ефросиния Толстых в материалах дела называется монахиней. Известно, что незадолго до революции, вначале 1910-х годов, ее отец Евлампий продал с согласия дочерей все свое имущество, землю и усадьбу, и весь капитал передал в дар Сомовскому Варваринскому монастырю. В эту же обитель были приняты и дочери благотворителя: Ефросиния и Феодосия. Однако успели ли они принять монашеский постриг или осталась в статусе послушницы, вопрос открытый.
После закрытия властями Сомовского монастыря большинство его насельниц расселились по близлежащим селам. Сестры Толстых обосновались в Горшечном. В 1920-е годы многие из монахинь и послушниц были арестованы ОГПУ «за сокрытие монастырского золота» [Там же]. Ефросиния Толстых в 1928 году была судима за невыполнение плана хлебозаготовок. Тогда в качестве наказания у нее изъяли имущество. В 1932 году власти были настроены более решительно.
Счетовод из Заготзерна, живший в Горшечном по соседству с сестрами Толстых, свидетельствовал: «Эти гражданки ведут жизнь замкнутую. Ежедневно из дома уходят. Куда — мне неизвестно…К этим гражданкам в квартиру тоже ходят люди, неизвестные мне, неместные и по внешнему виду тоже монашествующие. И иногда по незнанию ошибочно заходят ко мне» [Там же. Л.36].
Ефросиния Евлампиевна заявила следователю, что у них с сестрой на квартире никаких сборищ никогда не было, и никто из монашествующим к ним не приходил. Сама она по чужим квартирам не ходила и нигде, кроме как в церкви, не была. «Занималась чтением Евангелия и Псалтыри только на дому и наедине» [Там же. Л.16].
Сторож винной лавки, у которого снимал квартиру священник Алексий Рубцов, рассказал следствию, что его постоялец принимал у себя каких-то монахинь и передавал им какие-то письма для передачи в Старый Оскол епископу Онуфрию.
Ефросиния Толстых ответила, что в Старом Осколе не была и владыку Онуфрия не знала.
Вызвали на допрос горшеченского священника Алексия Ипполитовича Рубцова. Тот рассказал, что некоторое время назад получал от старооскольского благочинного протоиерея Василия Иванова запрос о количестве лиц на территории прихода, «проповедующих алексеевщину» [Там же. Л.39]. Затем к отцу Алексию Рубцову приходили монахини Елена и Марфа (Мазаловы) и попросили дать им справку, что они не состоят в алексеевском расколе. Мазаловы пели и читали в храме на клиросе при отце Алексии, поэтому справку он им дал. Они собирались ехать с этим документом в Старый Оскол. Но ездили или нет, священник не знал.
Сестры Толстых отцу Алексия были не знакомы. Сторонились они и владыку Онуфрия, признавая лишь иосифлянских пастырей.
«Совершенно опасен»
Никита Ерофеев, четвертый обвиняемый по делу сторонников отца Нестора Шаталова, сослужил ему в богородицком храме в качестве псаломщика. Осознанно ли он примкнул к течению «непоминающих» или оказался в нем по неведению, трудно определить. С одной стороны он говорил, что признает «истинную православную церковь», с другой — признавался, что « в религиозном течении не разбирается» [Там же. Л.21].
Никита Егорович родился в сентябре 1884 года в селе Богородицкое. С 1904 года уехал на Донбасс. Работал грузчиком на железной дороге, разгружал уголь. Получил инвалидность. В предреволюционную пору участвовал в забастовке шахтеров. Но всегда оставался церковным человеком. Пел на клиросе с 14 лет. В Богородицкое вернулся в 1930 году, когда там служил отец Нестор.
Ерофеева объявляли виновным в распространении слухов о конце света. «Разговоров у меня об антихристе ни с кем не было, — отверг обвинение Никита Егорович. — Но я верю в то, что он должен прийти на землю. Христос тоже должен прийти. Знаю я это из прочтенного мной Евангелия. Но когда Он придет, я не знаю…» [Там же. Л.21-об.].
«Совершенно опасен» [Там же. Л.30], — так охарактеризовало Ерофеева руководство Богородицкого сельсовета.
Приговор и реабилитация
Следователь ОГПУ делал свое дело, а не собирал материалы по церковной истории. Поэтому у исследователей после знакомства со следственным делом остается очень много вопросов. К примеру, в протоколах допросов упоминался еще один священник — Кущнев. Но ни имя его, ни место служения, ни церковная ориентация не указаны. Можно предположить, что служил он в Ясенках и разделял взгляды «иосифлян». Однако, это только предположение.
Известен приговор, вынесенный горшеченским и богородицким «церковникам», но неизвестна их дальнейшая судьба.
29 сентября 1933 года Тройка ПП ОГПУ по ЦЧО приговорила М.К. Павлова к году принудительных работ [Там же. Л.71]. Ф.А. Дерусова и Н.Е. Ерофеева из-под стражи освободили, посчитав их приговор (3 года исправительно-трудовых лагерей) условным [Там же. Л.70]. (Есть сведения, что Никита Ерофеев служил в Курской епархии после войны. В 1949 году он, будучи настоятелем храма в селе Кулевка, подавал прошение об увольнении за штат [Архив Курской епархии. Личное дело протоиерея Михаила Федоровича Попова. Лист 34-оборот]).
А Е.Е. Толстых решено было сослать в Казахстан на 3 года, отправив ее к месту наказания этапом [Там же. Л.72]. (Это путешествие для бывшей насельницы Сомовского монастыря, признанной тюремным доктором негодной к тяжелому труду, могло оказаться похлеще самой ссылки).
29 августа 1989 года все четверо «церковников» из Горшеченского района были признаны пострадавшими безвинно и реабилитированы [Книга памяти жертв политических репрессий Курской области. — ГУИПП «Курск», 1998. — 352 с. — с.182].
Священник Владимир Русин